После окончания войны в Газе и глубоких гуманитарных и геополитических последствий, региональный ландшафт Ближнего Востока начал формироваться совершенно по-новому. И если Израиль считал, что его военное превосходство обеспечит ему лидерство в новом региональном порядке, то реальность оказалась обратной. На первый план вышли страны Персидского залива — прежде всего Саудовская Аравия, Катар и ОАЭ, — став ключевой силой, формирующей новый баланс, в то время как Тель-Авив постепенно терял инициативу, а его военное преимущество превратилось в политическое и моральное бремя, которое стало трудно оправдать перед региональной и международной общественностью.
9 октября, в момент объявления о прекращении огня между Израилем и ХАМАС, символичный кадр объятий израильского переговорщика Алона Ницана и премьер-министра Катара Мохаммеда бин Абдулрахмана Аль Тани стал сигналом глубокого изменения динамики силы в регионе. Всего за месяц до этого израильские самолёты нанесли удар по жилому кварталу в Дохе — шаг, который Катар назвал «государственным терроризмом», и который заставил аналитиков всерьёз задуматься, пересмотрят ли страны Залива своё доверие к американскому «зонтику» безопасности.
Однако эта на первый взгляд опасная эскалация со временем превратилась в исторический поворотный момент. Вашингтон был вынужден признать хрупкость своей роли гаранта региональной безопасности и предоставить Катару, а затем и другим странам Залива беспрецедентные оборонные обязательства. Удар по Дохе вызвал цепную реакцию. Хотя предыдущая американская администрация сначала предпочла молчать, вскоре она была вынуждена пересмотреть свои приоритеты.
Позднее президент Дональд Трамп объявил, что любое нападение на Катар будет считаться прямой угрозой США. Это заявление изменило формулу сдерживания в регионе и стало фактической гарантией безопасности. Как пишет исследователь Пражского центра мирных исследований Роб Гейст Бэнфолд в журнале Foreign Policy, теперь страны Залива больше не являются зависимыми игроками Вашингтона или заложниками израильских интересов — они превратились в самостоятельных партнёров, способных выдвигать собственные условия.
Этот сдвиг стал логическим завершением долгого процесса: столицы Залива давно понимали, что внутреннее развитие и стабильность невозможны без региональной безопасности.
Именно поэтому Саудовская Аравия, ОАЭ и Катар начали реализовывать долгосрочные стратегии модернизации — прежде всего «Видение 2030» Саудовской Аравии, где региональная стабильность является обязательным условием экономической трансформации. Эта стратегия привела к новой внешнеполитической доктрине: избегание прямой конфронтации и снижение напряжённости за счёт экономического и дипломатического влияния, а не военных решений.
Тем временем Израиль пытался навязать противоположную модель — военное доминирование и «разборка» противников без плана на будущее. Несмотря на ослабление Ирана и его союзников, Израиль не смог превратить это в устойчивое политическое преимущество. Напротив, его военная мощь стала источником постоянной нестабильности.
После атаки ХАМАС 7 октября 2023 года Израиль перешёл к агрессивной политике, потеряв контакт даже с теми партнёрами, которых сам же привлекал к сотрудничеству. Для стран Залива поведение премьер-министра Биньямина Нетаньяху выглядело как повторение тех же действий, за которые они годами критиковали Иран.
Страны Персидского залива действовали прагматично. С одной стороны, ослабление Ирана было для них плюсом. С другой стороны затяжное насилие угрожало их программам модернизации.
Поэтому столицы Залива начали интенсивные дипломатические усилия, используя связи с Вашингтоном, Тель-Авивом и палестинским руководством. Когда Катар смог добиться соглашения о прекращении огня, это было не просто дипломатической победой — это был сигнал, что центр тяжести в регионе смещается от израильской военной силы к тихой, но эффективной дипломатии стран Залива.
В результате Вашингтон вынужден был признать ограниченность старой модели безопасности и перейти к новой политике обязательств перед странами Залива. После того как Катар получил американскую гарантию, согласно которой нападение на него приравнивается к угрозе для США, Саудовская Аравия и ОАЭ тоже потребовали аналогичных гарантий.
Таким образом, нападение на одну из стран Залива привело не к ослаблению, а к укреплению стратегического партнёрства между США и Советом сотрудничества стран Залива — партнёрства, основанного теперь на взаимном уважении и общих интересах, а не зависимости.
Параллельно Израиль терял политический капитал. Проект Нетаньяху о «новом Ближнем Востоке», где доминирует Тель-Авив, стал иллюзией: война показала, что военная сила не строит стабильный порядок. Агрессивные действия против Газы, Ливана и Сирии только усилили его изоляцию. Страны Залива начали рассматривать Израиль не как надёжного партнёра, а как потенциальную угрозу для региональной стабильности.
Тем временем государства Залива использовали финансовое и политическое влияние, чтобы восстановить разрушенные районы: 14 миллиардов долларов инвестиций в Сирию и сотни миллионов в поддержку — — шаги, направленные на вытеснение Ирана из этих стран. Это были не гуманитарные жесты, а продуманная стратегия.
Война изменила и архитектуру союзов. Израиль не смог превратить свои военные успехи в политический результат, а политика нормализации через «Соглашения Авраама» оказалась под угрозой: арабским столицам стало трудно идти на открытое сближение с Израилем на фоне продолжающихся нарушений и разрушений.
Вместо этого именно страны Залива стали определять дорожную карту мира — исходя из желания стабилизировать регион и обеспечить безопасную среду для своих грандиозных экономических проектов.
Параллельно Катар, Саудовская Аравия и ОАЭ возглавили инициативы по восстановлению Газы, Ливана и Сирии. Основная идея проста: развитие — лучший способ ослабить радикализм и уменьшить влияние Ирана.
Но такие процессы сложны: страны Залива не имеют большого опыта в управлении масштабной реконструкцией в нестабильных обществах. Любой новый военный удар Израиля способен разрушить их усилия. Поэтому теперь эти страны смотрят на Израиль не как на союзника, а как на силу, которую необходимо сдерживать.
Рияд, Доха и Абу-Даби усилили давление на администрацию Трампа, чтобы ограничить израильскую агрессию, особенно в Западном берегу, и добиться соблюдения перемирия. Вашингтон, уставший от долгих войн и строительства новых государств, всё чаще принимает подход Залива: «стабильность в обмен на развитие».
В итоге Израиль оказался в обороне. Его экспансионизм встревожил партнёров и ослабил влияние, в то время как страны Залива стали новым образцом мягкой силы: сочетание огромного финансового ресурса, тихой дипломатии и посредничества.
Это вывело их в центр американских дискуссий о будущем региона. Теперь на них смотрят не как на пассивных союзников, а как на самостоятельных игроков, способных формировать новый порядок.
Поэтому можно утверждать: война в Газе изменила не только карту союзов — она изменила само понятие того, кто имеет право формировать новый Ближний Восток. Израиль больше не задаёт тон, а США больше не диктуют условия, как прежде. Страны Залива стали главным двигателем новых региональных балансов, опираясь на экономический прагматизм и политический реализм.
Сдерживая напряжение, инвестируя в восстановление и используя союз с Вашингтоном для ограничения израильской агрессии, они закрепляют себя как создатели баланса, а не второстепенные участники конфликта.